В некотором царстве!
В некотором царстве, в некотором государстве, в Москве, милочек, на Знаменке, недалеко от самого-то Кремля, что стоит на двух ножках, в студии 50А состоялась совместная выставка двух художниц Оли Божко и Аглаи Феневой. Откуда прознала? Адресок голубка на крылышках принесла! На фейсбук страничке в ларце спрятан был! Без пароля открыла!
Эх, родимая Знаменка! Неформалы в 80-х-90-х истоптали эту Знаменку, как тропку в родную нору красноглазый кролик. Как московские алкоголики путь к заднему входу в гастроном Арбатский! На пересечении Знаменки и Малого Знаменского переулка находилось панк хиповое кафе «Пентагон», названное так из-за соседства с Ген. штабом. А в конце Знаменки знаменитые Гоголя, уставшие от ора, и блёва хиппи. Подъезды Знаменки помнят многое! А не только фотосессию Наутилуса Пампилиуса, непростую харизму Аллы Пугачевой, добрую душу Владика Монро, красивый профиль Тимура Новикова (который мне на всю жизнь запомнился, правда, в дверях у Петлюры).
Пока дети генералов и гуманитариев, испитые и не очень, наивные и прожёные, олдовые, начинающие, с литературными и киношными кличками, а у кого и от сигарет (Радопи)! В самошитых клешах и американской военной униформе из секонда, шатались по Знаменке в поисках свободной любви, дринча, импровизированного туалета и наивной веры в братство. А экономные поляки гастарбайтеры поили девочек (с крысой в рукаве), водкой без закуски в ресторане Прага.
В подвале одного из домов на Знаменке, в фотостудии Сергея Борисова в одном котле варился андеграунд с поп культурой. Панки из «НИИ Косметики», Тимур Новиков с компанией, красивые девчонки, известные мальчишки, рыжие бестии. Столько мифологических историй со своими героями в пределах одной улицы, которые не пересекались! Или пересекались, но не здесь. И тем лучше!
Тем больше впечатлений от выставки с названием: «В НЕКОТОРОМ ЦАРСТВЕ, В НЕКОТОРОМ ГОСУДАРСТВЕ», которая заигрывает со зрителем, сталкивая его собственный мифологический бэкграунд с мифологией из истории классического искусства и собственной авторской. Заигрывает и предупреждает! Ведь язык сказочной метафоры находится в связке с языком тоталитарной культуры и бытия.
Но сначала о музыке! Хотелось бы Вам снимать сейчас рок музыкантов? Спросила я у хозяина студии. Живой музыки мне всегда на мероприятиях не хватает. Он ответил, что нет, ибо не ощущает того масштабного и яркого явления, чем был тогда русский рок. А тогда ему захотелось снять Гребенщикова, и он передал ему записку через знакомых и поехал в Питер! Записка дошла! На кухне питерской квартиры Гребня его встретили сам хозяин, с суровым взглядом Курехин и обаятельный Африка.
- Почувствовали харизму Гребенщикова?
- Да, и особенно у тогдашнего Африки!
На тумбе в студии Борисова стоял харизматичный магнитофон, с красного, притягивающего глубиной, цвета глазами и носом. Из его глаз доносилась англоязычная музыка.
- Я думаю, что опять зарождается волна музыкального андеграунда, но в основном сейчас поют на английском!
Заметила я и стала рассматривать посетителей студии. Среди которых не было музыкантов, но были художники, фотографы, которые «терпеть не могли других фотографов, кроме еще двоих». А с чего такое ограничение? – осведомилась я. Фотограф расслабился, и предложил пойти покурить. Да я на трезвую голову не курю!
Дети посетителей лазали под столами в поисках своих приключений, а посетительницы в коротких юбочках и не очень, заставшие тот еще андеграунд и не тот, рассматривали альбомы и фотографии хозяина и как и модели на фото, некоторые еще мечтали о миллионерах и чудесной стране.
Мне было интересно, что стало с моделями, красивыми и яркими, слишком яркими, чтоб остаться в 90-х в голодной бардачной России! Не с такими типично русскими, мощными ногами, что мелькали на сегодняшних фото.
- Наверно уехали?
Хозяин подтвердил, сказал, что ему тоже интересно знать их судьбу и некоторые на соц. сетях проявляются. На современных снимках я узнавала некоторые места (крышу мастерской Острецова) и дивилась, как фотограф работает с пространством и удачно подбирает телесность модели к стоящим там манекенам и объектам. А в это время в комнате, где была экспозиция, раздавался громкий хохот! Я пошла туда и стала свидетелем и участником постановочной сессии, на фоне выставленных работ. Но это была совсем другая история, нежели у Борисова.
На стене висели работы Аглаи Феневой, яркие, веселые, локальных цветов, с обобщенными фигурами персонажей и предметами обстановки, они держали связь с традицией новиковской тусовки. Источником живописных работ послужил школьный учебник, «Родная речь», точнее иллюстрации из произведений истории русского искусства. Так что, если хотите, это своеобразный искусствоведческий урок, который мог бы привлечь и детей и взрослых. Хрестоматийные работы Сурикова, Васнецова, Репина, Айвазовского.
Впрочем, детей наверно не смутит отсутствие черт индивидуальности у героев работ Аглаи. А взрослых, и не только художников, заставит задуматься на тему своего лица, внутренней сущности.
Взрослые, однако, хотели на вернисаже погрузиться в свое детское Я, подурачиться и повалятся на полу, сыграть роль беспечного ребенка. Я тоже соблазнилась!
Зрители беспечно валялись среди клубков шерсти с воткнутыми в них спицами, которые напоминали мины. Что вызывало некотрое чувстов тревоги.
А детей интересовали больше не скелеты на картинах, а тухлые монстры! Сообщения в телефонах и комфортный отдых в норах для младенцев. Про тухлых монстров рассказал сын Оли Божко. Меня разобрало любопытство. Оказалось, что это такая детская игра, которую они с Олей обнаружили на барахолке в Израиле, в набор которой входили всякие «тухлые» овощи и монстры. Вот во что надо на вернисажах играть! Панкам из Пентагона понравилось бы. Я вспомнила, что у ребенка моей подруги любимой игрушкой был мягкий светящийся череп. И спросила Олю, какие сказки ее впечатляют. В детстве ее пугали и притягивали страшные рисунки Мавриной к сказкам. Я тоже помню эти рисунки. А меня во взрослом возрасте впечатлили сказки страшные Гауфа. Впрочем, современных детей сказки привлекают не так сильно, как содержимое гаджетов!
Если с мифологическим миром Аглаи можно было взаимодействовать лишь визуально, то с некоторыми объектами инсталляции Оли Божко можно было вступать в интерактивное действо. Трогать тайком сгусток вязаных нитей, свисавших с потолка и ходить кругами, воображая, что это нить Ариадны, бахрома штанов хиппи, клубок запутанных отношений с кем-то на личном уровне или в масштабе страны.
Распущенный шарф! Мы в детстве в кино распустили шарф соседу, сидящему впереди нас. Прятаться за ширмой от трюмо, с отсутствием зеркала, на которой провокационно вырезано «Я тут».
Фото Аглая Фенева
Сравнивать ненадежный скелет, сделанный из розеток и вилок с собственным хрустящим уже позвоночником, или внутренним стержнем. Внутренний стержень! Это было так важно в тот период, беспочвенного хождения по Знаменке.
Фото Аглая Фенева
Мысленно освободиться от родительского контроля, наблюдая за тем, как весело торчит вилка в розетке и это так безопасно! Некоторые зрители не комплексовали, сняли даже с тумбочки салфетку с вазочкой, в которой блестели три «золотых» зуба, чтобы залезть и сфотографировать валяющихся на полу зрителей. А на салфетке художницей была вышита надпись «Свобода!».
Свободу не затоптали (в зуб даю!) и это радует! Возможно, их подбадривал Олин лозунг на стене «Не трусь!». в последнее время Ольга Божко кроме инсталляций, обращается в своем творчестве к таким типично женским занятиям прошлого, как вязание, однако она переводит этот бытовой акт женской повседневности в концептуальный, за счет надписей на салфетках, не вписывающихся в эстетику домашней культуры. Фразы, которые должны раскрепостить женское сознание, да и не только женское.!
Некоторые и не трусили, сами подливали себе вина. Некоторые вернулись довольные со Шри-Ланки. Некоторых запечатлел сам хозяин! Некоторые ушли сами…
Некоторые с большими ушами!
