"Рынок современного искусства сегодня выдерживает все удары"
Галерея Сергея Попова pop/off/art въехала на Винзавод в тот период, когда многие из тех, кто присутствовал там с самого начала, задумались о том, чтобы покинуть это выставочное пространство. Когда позднее был открыт филиал pop/off/art в Берлине многие посчитали этот шаг рискованным и необдуманным. И очень скоро он остался единственным филиалом российской галереи в Европе. Так получается, что Сергей Попов сегодня во многих отношениях идёт против течения и против тенденций. О том, какие плоды приносит подобный выбор, а также об открывшейся в филиале pop/off/art на Винзаводе выставке Ольги и Олега Татаринцевых «No Comment» Сергей рассказал арт-блогу Be In Art.
В тексте к выставке Татаринцевых «No Comment» друг другу противопоставлены лидирующие позиции, которые Россия занимает в сфере оборонной промышленности и в том, что касается условий жизни детей. Но если в первом случае речь идёт о колоссальных затратах на военную промышленность, то во втором – о крайне удручающем положении детей в нашей стране. Почему было выбрано именно такое противопоставление и именно так обозначена проблема?
Это решали художники. Я могу сказать, что моя функция как куратора в этой выставке настолько ограничена, что я даже на монтаже практически не появлялся. Мы лишь что-то чуть-чуть корректировали и обсуждали какие-то идеи. Это, конечно, получилось с некоей претензией на социологическое исследование, потому что для того, чтобы сделать такую текстовую выборку, художники перелопатили колоссальное количество материалов, до нескольких тысяч страниц. Но это не концептуальная выставка. В том смысле, что социологическое исследование не является её самоцелью, как в своё время делали некоторые важнейшие концептуальные художники в мире, типа Ханса Хааке. Выставка остаётся в пределах метафор. И метафорой точно так же остаётся это сопоставление в тексте. Художники выбрали те болевые точки, которые их больше всего волнуют. И из чистого сопоставления уже высекается некая искра, точно такая же, которую должны высечь зрители из пластического образа.
А сам конкретный пластический образ здесь был впервые. Эти детские ёлочки-пирамидки, они же во всём мире – абсолютно главный символ детства. И истребитель с очень узнаваемым профилем. Здесь как раз я настоял, чтобы это был узнаваемый профиль именно российского нового истребителя Т-50, о котором идёт речь в тексте.
Я всегда считал Татаринцевых достаточно медийными художниками. Т.е., художниками, которые, как бы ни выглядели абстрактно их вещи, не отвлечены от контекста, а очень сильно внедрены в контекст. Не то чтобы мы много говорим с ними о политике или о социальной жизни, но в принципе всё это присутствует. И в наших отношениях и, самое главное, в их отношении к миру. Изначально это возникло из того, что где-то попалось на глаза две статьи таких подряд, друг за другом. И это же нормально, что у нас газеты печатают и одно, и другое. Чтобы нас не обвинили в том, что мы пользуемся информацией каких-то «либерастов, проплаченных известными международными организациями», это всё бралось из официальной прессы: Российская газета, Аргументы и факты, РИА Новости и т.д.
Просто художники – это одни из тех людей, которые могут сделать из такой информации вывод и повернуть нашу мысль куда-то дальше. Люди не задумываются, а что если это на самом деле, чёрт подери, как-то связано друг с другом. То, что мы на первом месте по одним параметрам и на первом месте, к сожалению, по другим параметрам тоже. И как-то здесь сразу пропадает желание гордиться этим первым местом.
Эта подборка – то, что интересно художникам. То, что они вытаскивают из медийного пространства. Это не абстрактное социальное исследование, это социальное исследование, которое разворачивает то, что они хотели сказать в пластическом образе. Именно поэтому здесь очень важным является название. Они не хотят ничего комментировать, этот комментарий должен возникнуть в сознании зрителя. И не факт, что он возникнет после прочтения текста. Возможно, это произойдёт сразу. А запомниться, конечно, должен пластический образ.
В контексте выставки «Новая скульптура», которую Вы курировали, Вы называли Татаринцевых одними из ведущих и даже, может быть, ведущими авторами в жанре «новая скульптура». Теми, кто как-то двигает этот жанр...
Чёрт подери, так оно и есть. Быть может, не очень правильно и скромно мне об этом сообщать, и это всего лишь моё частное мнение, которое кто-то посчитает предвзятым, но тем не менее. И хотя у них есть и инсталляции, и живопись, которой занимается Ольга, они работают с формой, за что бы ни брались. Они, их работы – это, прежде всего, сознание скульптора, человека, который организовывает некую аморфную массу в трёхмерный объект, очень чёткий. Во-вторых, они, конечно, сейчас находятся абсолютно на исключительном уровне в сравнении со всеми остальными просто потому, что в России нет условий для продакшна. Как они всё это осуществляют? Я могу сказать, что это всё даётся совершенно невероятными усилиями. Это всё за гранью человеческого понимания и экономической логики и рациональности.
Кроме того, своим творчеством они удачно вписываются не только в современное искусство, но и в масс-культуру в лучшем смысле этого слова сочетания. Я имею в виду, прежде всего, удачные опыты сотрудничества и экспонирования работ в таких пространствах, как торговые центры. Тот же «Цветной».
Да, это был очень хороший опыт. Причём получилось, что это произошло между двумя крупными музейными выставками. Потому что у них затем прошла очень хорошая музейная выставка в Швейцарии, в Базеле. Но, возвращаясь к этой теме с новой скульптурой… Они по-прежнему просто находят очень точную, очень созвучную сегодняшнему времени форму. Хотя, вроде бы, ничего нового здесь нет, но я вижу, что молодое поколение с воодушевлением воспринимает то, что они делают. И в плане сравнения их с молодыми художниками – очень много прибавилось сейчас тех, кто работает в направлении новой скульптуры. Я очень всё это принимаю и знаю, что Татаринцевы за этим заинтересованно следят.
Но, к сожалению, у этого молодого поколения нет совсем никаких экономических возможностей реализоваться. Фактически, новая скульптура сегодня так и продолжает оставаться в гипотетической заявленной форме, тогда как Татаринцевы по-прежнему дают очень убедительные результаты. В их творчестве много всяких тонких нюансов. Я вообще считаю, что выставки очень важно смотреть глазами зрителя. В контексте выставки «No Comment» масса людей говорит: «Ох, как это похоже на пластик, это пластик»? Т.е., это специально делается как обманка, как имитация пластика, когда керамика настолько должна совпасть с ощущением от пластиковой вещи, что шок и удивление от того, в каком материале сделан объект, должен быть очень сильным. Это один из таких тонких, не считываемых сразу художественных эффектов.
И, конечно, вот это преображение в золото в другой инсталляции… Вы же понимаете, из какой это ерунды всё делается на самом деле? Когда ты знаешь путь, который проходит керамика, а это же земля, глина, обычная, необработанная… Просто куски выкопанной специальным образом земли. И получается, что Татаринцевы так и остаются одними из тех, кто держит это первенство. Так получается, что несколько важных художников, которые работают со скульптурой, с объёмом, работают с нашей галереей. Тот же Анатолий Осмоловский. Сейчас он будет свои работы показывать в Венеции. Но я рад, что появилось несколько новых авторов, которые уже стали довольно влиятельными фигурами. Например, Ваня Горшков, совершенно удивительным образом работающий с объектами.
Как сегодня развивается Ваша деятельность на два фронта – филиал в Берлине и, прежде всего, филиал московский, на Винзаводе. Что Вы думаете о Винзаводе в целом как о выставочной площадке? Ведь очень много было разговоров в последний год на эту тему, о том, что Винзавод такой-сякой, есть разные проблемы. Какова ситуация сейчас на Ваш взгляд? Можно ли сказать, что время перемен, которое происходит и сейчас, как-то развивается в лучшую сторону?
Главное, что я хочу сказать, и что я продолжаю неустанно повторять на протяжении тех вот уже 2-х лет, как я здесь нахожусь – я очень доволен сотрудничеством с Винзаводом как с площадкой! Хотя некоторые скептически называют его гетто галерей. Тем не менее, такие гетто уже опробованы во всём мире. С моей точки зрения, это скорее оазис современного искусства и просто, мне кажется, одно из самых позитивных и приятных мест в Москве по атмосфере вообще. Я не могу сказать, что как-то изменилось моё взаимодействие с клиентской базой (по сравнению с предыдущей выставочной площадкой галереи на ул. Казакова – прим. ред.) благодаря тому, что я въехал на Винзавод.
Несколько человек прибавилось новых. Кстати, в основном это иностранцы. Т.е., те русские, которые, по идее, должны были бы сюда приходить и покупать, не приходят и не покупают. И я думаю, что это не из-за того, что Винзавод как-то неправильно себя позиционирует, а скорее из-за чудовищной лени и бессмысленного времяпрепровождения многих людей из тех, кто должны были бы этому уделять какое-то внимание. Это, собственно говоря, их проблемы, потому что на сегодняшнем этапе ясно, что они больше теряют, нежели чем приобретают. Это рынок сегодня показывает со всей очевидностью. И главное резюме этих лет, которое касается не только моей галереи, а вообще всей ситуации, заключается в том, что как бы ни было плохо, и какие бы отдельные негативные эпизоды ни происходили, всё равно рынок выдерживает все эти, не буду скрывать, страшные для нас удары. Может быть, в каких-то моментах он существует вопреки. Но, тем не менее, он не просто существует, он показывает стабильность. Может быть, это один из немногих рынков, кроме рынка мраморных надгробий, которые показывают стабильность.
Арт-рынок сегодня можно назвать эластичным. Если где-то он прогибается, то не лопается, а видоизменяется, подстраивается.
Именно так. А другой сегмент в это же время поднимается. И я могу сказать, что действительно, в сравнении с тем, что всё очень сложно в России, но пока, слава богу, не фатально, мне было очень важно соизмерить ситуацию с международной. И на сегодня наш филиал в Берлине остался единственным в Европе, и вообще в Западном полушарии, который представляет головная галерея из Москвы. Мы были вторыми после (Владимира) Овчаренко и сегодня остались единственными. Была обратная ситуация, когда цюрихская галерея Нади Брыкиной открыла филиал в Москве, который тоже сейчас вроде бы закрыт. И в этом смысле работа на два фронта является показательной. Я, конечно же, намеренно и совершенно чётко пытаюсь её сделать бизнес оправданной и бизнес релевантной, но мы изначально ставили себе для этого реалистичные сроки - не менее 2-3х лет. И так процесс и движется. Продажи ведутся с первого же дня, и я оптимистично отношусь к той динамике, которую показывает берлинский филиал. Очень доволен каким-то определёнными продажами, каким-то выставками, событиями и прочим.
Есть ли какие-то «любимчики» у западной публики, у клиентов?
Я очень немного показал там материала пока, чтобы делать такие сопоставления, но могу сказать, что (Григорий) Майофис невероятно популярен у международной публики, что, собственно, для меня не является открытием, потому что этот вывод я могу сделать по всем арт-ярмаркам, по многим предыдущим выставкам. Но у меня задача была показывать в первую очередь не тех, кто и так востребован, а тех, кто просто совершенно никак не известен. И в этом смысле это художники не только такие, как, допустим, Татаринцевы или Вика Бегальская, которые являются большими героями здешней сцены. Для меня очень важно было показать шестидесятников, как Андрей Гросицкий, для которого, как ни удивительно, это первая персональная выставка в Европе. В его-то возрасте.
Она была принята очень тепло, с большой заинтересованностью. Одна из ведущих немецких газет опубликовала текст о ней. И я очень рад, что разумное отношение к тому материалу, который мы показываем, выстраивается именно со стороны немцев. Т.е., для меня в первую очередь важна именно немецкая и в целом европейская международная аудитория. И мы видим очень правильную реакцию. Это и была наша первейшая цель и задача. Но другое дело, что во время исполнения этой задачи обнаружился тот очень простой факт, что наше русское искусство практически неизвестно там, по большому счёту, никому. Есть какие-то герои художественной сцены, которые внутри самой же художественной сцены носят безоговорочную известность. Это все те же самые Братков, Осмоловский, Чернышёва. Какие-то отдельные личности старшего поколения, известность которых несоизмерима выше. В первую очередь это Кабаков, Булатов и Борис Михайлов.
Но я хочу сказать, что широкая публика и, причём, публика вовлечённая, т.е, те люди, которые покупают, они никогда в жизни не слышали про это. И я увидел уже десятки коллекционеров или просто серьёзных, солидных покупателей искусства – а не факт, что там разделение на коллекционеров и покупателей гораздо более отчётливое, чем здесь – очень многие люди просто не считают нужным, покупая в больших количествах произведения искусства, позиционировать себя, тем не менее, как коллекционеров. Так сказать, нормальная международная скромность. И для этой аудитории русское искусство по-прежнему остаётся чёрным пятном. И фактически мы там исполняем не только коммерческую, но ещё и, как обычно, просветительскую функцию. В этом смысле мы являемся ещё и таким информационным островком, который, к сожалению, не имеет достаточно ресурсов для того, чтобы это делать с большей эффективностью.
Материал подготовил Philipp Ple. Фотографии: Олег Татаринцев, Галерея pop\off\art.