Медуза Горгона строит город из фаллосов
Недавно, моя знакомая художница, Лиза Саволайнен решила сделать выставку «Город», а я ей помочь. Два года мы вместе учились в магистратуре РГГУ и часто обсуждали, о чем нужно сейчас говорить публично и какими средствами стоит пользоваться. Пока мы вместе учились, я ни разу не смог попасть на перформансы Лизы, ее выставочные проекты или акции. После защиты дипломов, Лиза рассказала мне о проекте пространства фаллосов, в которое превращается почти любой город, словно, законсервированная цивилизация одного пола. По крайне мере, это происходит в голове Лизы Саволайнен. и я решил узнать как появилась эта история.
Расскажи, какие события из детства Лизы, сейчас важны для Лизы - художника?
(Эрик Булатов «Живу и вижу»)
Я родилась в 1985 году, начиналась Перестройка, и с ней связаны мои первые воспоминания: о многотысячных митингах и баррикадах, куда мы ходили с отцом. Мой отец – финн-ингерманландец, прошел Блокаду Ленинграда и ссылку в Сибирь и успел дать мне воспитание в духе свободы. Тогда семья была большая – двоюродные бабушки, тетушки, но год за годом они умирали, и похороны были привычным делом, как очередная встреча родственников. Сейчас на кладбище лежит 19 человек из моего рода, включая отца, не считая тех, кто погиб на войне и в ссылках. В живых осталась только мама.
Как ты впервые оказалась на своей родине, в Финляндии?
Первый раз я попала домой, в Финляндию, когда мне было 10 лет. Участвовала в международном кемпинге, созданном для изучения финского языка и образа жизни. Я увидела, как устроена жизнь там уже в 1995 году, и стала понимать, что живу совсем в другой стране.
(Лизе – 4 года, первый рисунок-картина)
Когда ты решила или поняла, что ты художник и к тому же современный?
С детства я знала, что хочу быть художником. В школе училась плохо, была ленивой и вялой. В новой школе, особенно, в последних классах, меня травили, и это убило любое желание учиться. Но с 7- 8 лет меня водили на выставки традиционного искусства. Картины в массивных рамах и огромные залы возбуждали меня и вызывали ощущение чего-то недоступного. Я видела, что это искусство привлекает к себе внимание многих людей. Дома, я часто листала любимую книжку – альбом Тициана, тогда мне были интересены женские тела. Художественного образования у меня нет – в художественной школе никак не хотела рисовать натюрморты, пририсовывала рыбака на краю кружки или верстовые столбы на драпировке. Учителя критиковали мое поведение и мои работы, скоро я перестала туда ходить.
(Выставка «Город»)
Твое детсво совпадает с 1990-ми, за что в это сломанное время тебя травили в школе?
В первой школе на меня наезжали, потому что я любила петь - дразнили «эй ты, певичка» - и у меня сразу сломался голос, контральто, больше не пела. Вторая школа – экстернат, третья - рабочая, там учились очень разные дети. Было принято гулять "на районе", слушать рэп, а я чувствовала себя человеком только с панками на Арбате.
(Выставка «Город»)
С кем тебе было проще общаться - с мальчиками или девочками? Кем ты ощущала себя?
(посетитель-трансгендер, на выставке «Город»)
Я не чувствовала себя или мальчиком или девочкой, мне нравились красивые платья, а вот игры, принятые у девочек были совсем не интересные. Когда все играли в дочки-матери, я была соседкой. Меня интересовали мужчины, мужчины старше меня, например, мне - 16, а ему - 27, он кандидат наук, чтобы было о чем говорить. Меня всегда интересовали тела: женские казались водянистыми, а мужские были напряженные, рельефные.
Ты стала активно рисовать в Вузе, тебе было интересно получать высшее образование, то место где ты училась?
Родители настолько сомневались в способностях дочки, что отдали меня с подстраховкой в Университет культуры и искусства (там были связи тетушки-театроведа) Я поступила на специальность "социальная педагогика". Лишь к 3-ему курсу мы поняли, что нам предстоит работать с инвалидами, сиротами, наркоманами, малолетними преступниками. Мы ездили на практику по разным городам в приюты и дома инвалидов. Сначала, я часто расстраивалась, наблюдая за детьми с тяжелыми диагнозам; от которых отказались родители. Вряд ли они смогут жить нормальной жизнью – не только из-за болезни, но и из-за того, что в учреждениях к ним относились как к «человеческому мусору». К 5-му курсу я очерствела. Диплом писала по пенитенциарной педагогике – о практиках работы с малолетними преступниками, ездила на зоны. После поездок в «места лишения», я поняла, что не хочу больше этим заниматься, изменить положение вещей у меня нет сил. Поступила в магистратуру на той же кафедре, по специальности «социально-культурная деятельность», и сразу пошла на второе высшее по психологии. Тогда у меня открылась первая выставка: графика, похожая на офорты Дали и иллюстрации Шагала, получалось все очень мрачное.
(Выставка «Город»: инсталляция с картиной М. Шагала «Влюбленные над городом")
После выставки сообщество художников тебя приняло? Люди стали воспринимать Лизу Саволайнен по другому? Поменялась ли твоя жизнь, ощущение «кто же я и что тут делаю?»
Карьера художника тогда не складывалась. Пробовала заниматься перепродажей искусства, но когда умер отец - все заглохло. Предлагала свои работы – живопись, коллажи, бижутерию в галереи и салоны, но мне отказывали или не отвечали. Но я не отчаивалась, вспоминала финское «быть страстным и терпеливым в достижении успеха, даже если дело безнадежно», и продолжала учиться у всего, что видела. Об искусстве много читала, с особым вниманием то, что пишут сами художники – Малевич, Кандинский. После знакомства с современным искусством, мне стало ясно, что в художественных школах-вузах «как сейчас стать художником» не расскажут.
(Медуза – Горгона)
И тут ты начала заниматься современным искусством сама, вне институции и арт-площадки? Какие события в жизни влияли на твои действия, на твою тему, материал?
(Город фаллосов)
Тут многое связано с невезением. Я часто влюблялась, но со мной хотели только дружить, а когда влюблялись в меня – я ничего не чувствовала. От неустроенности, искала себе приключений - общалась в разных слоях общества, ни чем не брезговала – какая разница: олигарх или бомж? После изнасилования, я решила, что больше не пойду на компромиссы, и не стану терпеть то, что я не хочу. Это был переломный момент, когда я вдруг услышала в себе ревущий звериный голос природы, и решила никогда больше не покоряться чужой воле. Это отразилось в «черной серии» - посвящении Сибелиусу, Ротко и Бродскому, которых я «спаяла» в большие картины на черных холстах.
(женщина - создатель мужской цивилизации)
Как возникла идея Медузы, свободной женщины, с короной из фаллосов?
В обществе еще существует такая точка зрения, что быть женщиной – это быть предметом страсти мужчины, но женщина сама испытывает желание и контролирует свою жизнь. Идея создания фаллосов напрямую связана с переосмыслением женской роли в обществе. В 2012 году я заинтересовалась практиками bdsm, приятель познакомил меня с двумя женщинами, занимавшимися такими практиками: час общения с ними стоил 15 тысяч рублей. Это были «обрушенные» женщины, с изуродованной системой ценностей. Наркотики, криминал, клиенты из бизнеса и власти - все это мне казалось одновременно и заманчивым и омерзительным. Я не стала практиковать bdsm, но знакомство с этим скрытым миром помогло мне гораздо шире смотреть на окружающую реальность. Такой опыт позволяет практически отказаться от половой идентичности. Я больше не пыталась кому-то «понравиться», найти любовь. Я перестала заниматься сексом, надела корону из фаллоимитаторов – как демонстративный отказ от «женского» в себе. В 2012 году мне отдали 15 фаллоимитаторов (их по какой-то причине списали); я сделала корону, пошли перформансы, было непонятно и трудно. И тут парадокс – стоило мне поверить в себя, одинокую и уверенную, как я встретила мужчину, который принял меня такой, какая я есть, с коронами, фаллосами, «мужским» характером и свободолюбием. Теперь мы выступаем вместе на концертах и мероприятиях, он мой телохранитель в перформансах Медузы Горгоны и соавтор в стрит-арте.
Почему ты выбрала образ именно Медузы? Это как-то связано с мифом о Медузе Горгоне и недостижимой женской телесности?
Если есть Медуза Горгона, то потом появятся сады парализованных окаменевших мужчин. Медуза - имитация искушенной женщины, женщины все познавшей - роковой женщины - и «хочется и страшно», я будто переношу массу непокоренных эмоций, ускользающую силу сексуальности.
Ты какое-то время ощущала себя Медузой. Как от образа разрушительного, нетерпимого к касанию и взгляду монстра ты перешла к образу мастера, который изготавливает фаллосы и создает из них город?
Первое появление Медузы - 2010 год, как раз после изнасилования. Переживание вылилось в картину - отпечаток белого тела на черной полотне. Для меня это была визуализация слов «больше я не стану жертвой насилия», симметричный ответ на любую агрессию, борьба за право своей телесности. Первый фаллос – большой березовый, был изготовлен из полена, которое не влезло в печку моего бойфренда. Потом я попробовала делать скульптуры из пеньки, кожи, костей, гипса, и этим заинтересовался галерист Петр Войс и предложил сделать выставку. Мы долго думали, на чем сфокусировать внимание, выбрали минимализм, белое с золотом, как символ российской реальности.
Как люди, которые тебя знают, воспринимают твой переход от графических и декоративно-прикладных работ к перформансам?
Например, Аладдин Гаронов, он никогда не воспринимал меня всерьез – «ты девочка, иди делай бусики», когда увидел меня в публичном пространстве с фаллосами на голове – отношение резко изменилось в сторону уважения. Мне было весело, я хотела рассказать о мужской цивилизации о том на что мы смотрим. После выставки люди меняли взгляд на дома, памятники. Колокольня не только колокольня.
В городе фаллосов нет женщин, кроме тебя, как создателя?
Женщина присутствует как элемент, ключ, которого в городе фаллосов нельзя увидеть, она вне взгляда и одновременно всегда подразумевается и всегда под наблюдением, может, единственный абсурдный способ избавится от взгляда – создавать что-то на его территории.
Какую роль в проекте «Город» играют проекции картин Булатова и Шагала?
Это мой диалог с XX веком: «Влюбленные над городом» - это отношение Шагала к пространству, я добавила то, чего не хватает. У меня много вопросов к белому зданию церкви, когда вокруг грязь и старые дома. Здание церкви – лицо русского города, так было в дореволюционной России и во многом к этому стремится строительство храмов по всей России сегодня. И надо не забывать, фаллосы - это не про секс.
Как посетители реагировали на выставку?
Пришли профессионалы, оценили 4 месяцы труда, техническую сложность, многие говорили, что увидели воплощение некоторых своих мыслей.
Что тебя интересует в искусстве кроме фаллического?
Помимо фаллосов я создаю коллекции бижутерии, одежды, картины и коллажи, занимаюсь перформансами, а также продолжаю научную деятельность, исследуя тему репрессий советского периода и травматический опыт в культуре.
Да, совсем забыла, в 2005 году я увидела в Хельсинки, в Атенеуме, смесь Калевалы и Воскресения (стигматы на ладонях) вот эту картину
(Аксели Галлен-Каллела Ad astra 1907)
Мне показалось, что картина противоречива. Она в окладе, как икона, на средневековых иконах демонов изображали с хохлами вздыбленных волос, но отношение к христианству у нее косвенное, образ девы - одновременно олицетворяет и невинность, и страдание (стигматы), а открытая поза с развевающимися волосами - поза славы, победы, гордости. В деве вдруг открывается второй пласт - la femm fatal, сильной и драматичной. женщины. Наверно, под влиянием этой работы, волосы в моем творчестве трансформировались в лучи, змеи, а затем и в фаллосы.
В пространство фаллического города можно попасть в галерее Петра Войса «С-Арт»
